Улыбка Бога [СИ] - Михаил Гвор

— Точно. Были. И не оставила. Достоверно известно, что в походах Олега Вещего принимали участие существа, похожие на йети. То ли дивы, то ли волоты. Византийцев насмерть перепугали. Называли их «дивной дружиной» и «ргыховым войском». У нас ведь народ потверже, что духом, что статью. И без помощи заезжих с такими бедами на раз-два справлялись. Да и договариваться умели.

— Ргыховым войском? — удивился йети.

— О чем-то говорит?

— Скорее нет, чем да. Но некоторые интересные ассоциации появляются. А что дальше?

— Дальше крещение Руси… Превзошли православные католиков по эффективности. Но скорее всего, «нечисть» наша людям доверяла больше. Вот на доверии и взяли. Часть уговорили на стороне церкви поработать, их руками уничтожив остальных. После чего разделались со «своими». Всё за полсотни лет. В одной летописи мельком упоминается, что «дивная дружина» князя Владимира прорвалась в степь и ушла на юг, отбиваясь от погони до самых гор. То ли на Кавказ отступали, то ли в Азию. Глядя на вас со Светланой, верится — могли. Ну а мелочь разбежалась кто куда.

Грым сплюнул и зло произнес:

— Вот, небось, пожалели, когда татары пришли…

— Не знаю. Верхушка церкви тогда же византийская была. И наших предков в качестве братьев рассматривала исключительно на словах. Впрочем, отвлеклись мы, — «товарищ Михаил» зевнул и неожиданно подвел итог разговора. — В общем, располагайтесь, устраивайтесь, а мы пока позавтракаем, а потом подумаем, что делать с Бергом. С кондачка эту проблему не решить…

«Что, гауптман, время пришло? То самое время, когда решается, кто умнее, хитрее и, в конечном итоге, сильнее. Кто лучше подготовился, разгадал замыслы противника, сумел верно применить способности и возможности.

Да, время пришло. Время последнего боя. Мы можем просто уйти, перенести действия в другой район, оставив тебя ненадолго в недоумении: куда же спрятались проклятые йети? Или как ты нас называешь? „Фенке“? Пусть будут „Фенке“. Мы не против. Твое недоумение не будет долгим. Наши действия слишком заметны. Но когда ты снова возьмешь след, запутать твой отряд не составит особой сложности. И так до той поры, пока Красная Армия не перемелет гитлеровские орды и в своем неудержимом стремлении на запад не сметет и тебя вместе с ними. Ни одна, даже самая сильная команда не сыграет заметной роли в войне такого масштаба. Ты не роковая соломинка на верблюжьей спине. Ты — песчинка, попавшая под огромный маховик. Чуть слышный скрип, на доли мгновения замедляется ход, и все. Безудержная масса мчится дальше, оставив от тебя лишь невесомую пыль. Будем честны. Мы тоже невеликая сила. И от гибели нас или вас, ничего особо не изменится. День, месяц или год в ту или другую сторону — возможно. Но не более. Предопределенного итога не изменить.

Мы можем уклониться от этого боя. Но не будем. Нет, вовсе не из-за детского желания выяснить, кто круче. Нет. И даже не потому, что, оставшись в живых, ты можешь удлинить агонию Третьего Рейха. Неважно, на день, месяц или год. Хотя нет, и поэтому тоже…

Но главное — не это. Когда советские войска неумолимой лавиной хлынут в сторону Берлина, твои ребята займут места в окопах, уподобляясь обычной „махре“. Ты и твой отряд — хорошие бойцы. Этого не отнять. Лучше многих. И вы отлично обучены убивать. Прежде, чем отправиться к своим богам, вы заберете жизни наших бойцов. Не одну и не две. А даже если и всего одну? Совершенно неважно. Как и неважно, будет это жизнь челябинца Алдонина, саратовца Штейна или неведомого мне рядового Ваньки из деревни Голодаевка, переименованной в колхоз имени Ленина. Если мы уйдем, вы заберете эти жизни. Они будут на нас. И потому мы не уйдем. Мы решим всё здесь и сейчас, как будут говорить невероятно крутые герои в дешевых штатовских боевиках через полвека.

Тем более, гауптман Берг, что ты уже проиграл. Ты еще этого не знаешь, но твоё положение безнадежно. И дело не в том, что план разгадан, нужные провода перерезаны, подмогу на броневиках ждет контрзасада, а Светин огнетушитель плачет по головам снайперов, вооруженных хитрыми винтовками, бьющими на километр. Тут ты сумел меня удивить, ни в ту войну, ни позже я не видел таких чудовищ. По сравнению с изделиями поляков наши несчастные бластеры смотрятся не убедительней пращи или лука. И уж точно не сыграют решающей роли. И не в том причина, что ты думаешь, будто воюешь с фенке, а на самом деле схватился с партизанским отрядом. Ты хороший командир. Ты предусмотрел и эту возможность. Сотня-другая людей не изменила бы исход схватки. Обычных людей.

Но наши люди необычные. Не потому, что лучше вооружены, наоборот, у большинства лишь легкое стрелковое, и на оба наши миномета всего полтора десятка мин. И не потому, что так хорошо подготовлены — твои „коммандос“ умеют больше. За нами нет многовековых традиций Ордена и прямых поставок снаряжения из Берлина. Просто за нами стоит Родина. Не пустое слово, не страна, которую можно поменять по собственному желанию или приказу сверху. Родина. С большой буквы.

Нам есть, за что умирать, Берг. И людям, и йети. Да, и йети тоже. Потому что это и наша Родина. И именно здесь ровно через шестьдесят восемь лет, четырнадцатого августа две тысячи девятого родилась моя праправнучка. Моя Пострелёнка. Мы сойдемся в ее день рождения. Символично, не находишь, Берг? Мне тоже есть, за что умирать.

А тебе есть? А твоим бойцам? Ты задавал себе этот вопрос? Вряд ли. Иначе профессионализм воина не заслонил бы понимания того, за что и почему ты воюешь на этот раз. Твоим предшественникам было за что умирать. Тебе умирать не за что.

И поэтому ты уже проиграл, гауптман. Ты предал своё дело, сам не заметив, как это произошло. И обрек своих людей на жестокую и мучительную смерть. Часы уже отсчитывают последние минуты ваших жизней, и ничего нельзя изменить. Абсолютно ничего. Надо было думать раньше, капитан.

Все уже на позициях, и через считанные секунды начнется последняя схватка. Возможно, последняя и для нас. Но для тебя — точно. Ты не готов к ней, Берг…»

Цифры на хронометре, взятом из шлюпки винлитов, высветились нулями, секундная стрелка на «командирских» Догунина достигла цифры двенадцать, а в сознании йети подало сигнал врожденное чувство времени. Размышления отошли на второй план: не до них. Начали!

Летописец в который раз поморщился. Пляшущее от сквозняков пламя свечей не столько освещало маленькую келью, сколько слепило глаза. Ну то ладно. Переживем. Резь в глазах не так уж страшна. Страшно другое. Непонимание происходящего. Такого не может быть по простой причине — такого не может быть!

Были не только победы в длинной истории города Великого Константина. Были и поражения. Обидные, глупые, несправедливые… Но такое случилось впервые. И в душу закрадывался липкий и тягостный страх. А вдруг не случайность, а вдруг все снова повторится?

Монах мелко перекрестился на закопченный образок и продолжил. Гусиное перо царапало по пергаменту

«…И вышли поперед войск русских великаны зраку нечеловеческого, и были они телом могучи и рыком страшны. И были они шерстью укрыты, аки звери лютые. И ярились они, выходячи на бой. И кричали так, что дрожала земля, гнулись высокие дубы, выплескивались воды из рек… И пугались кони, и несли. И были великаны те подобны молнии, с небес бьющей.

И бежали в страхе славные воины, а вослед им смеялись торжествующие русы. И громом отдавался в ушах бегущих хохот Князя, продавшего душу Тьме…»

Гауптман смотрел на пистолет. В голове бродили мысли о быстром уходе. Настойчивые мысли. Упорные. Другого выхода Берг не видел. Вообще. Таких неудач не было ни разу. Нет. Было подобное. Тогда ошеломляющий разгром чуть не поставил крест на самом существовании Ордена.

Триста лет назад. Но есть разница… Огромная разница. Тот разгром не был напрасным. Остатки «Детей» поставили точку в Тридцатилетней войне. Иржи Шварцвольф получил свое. Зимний Виноградник сожгли. Всю марку вспахали, засыпав солью каждый метр…

А сейчас? Два русских фенке, называющих себя по-тибетски «йети», остатки окруженцев в количестве до двух сотен… И лучший капитан «Детей Гамельна» с другой стороны. Со своей командой, первой в Ордене. Он собирал ребят еще со времен Веймара. Вытаскивал из передряг, спасал от приговоров… Собрал. И привел на смерть.

Берг оглянулся. Все, Матич ушел. Лужичанин и так прожил до безобразия долго. Кусок брони взорванного неведомым оружием бронетранспортера оторвал обер-лейтенанту правую ногу почти до паха. Отмучался. Везунчик. Еще успел расстрелять магазин верного «манлихера»… В кого он стрелял? Что видел обер-лейтенант на абсолютно пустой дороге?..

А гауптман — дурак. После первого провала надо было сворачиваться. Так нет же, «vzigrala retivaya!», так, кажется, говорят в России? Нет, надо же было выписывать сверхсекретный ночной «Вампир», долго и нудно пристреливать трофейные польские «УРы», тщательно выбирать площадку побольше, чтобы эти сволочи, умеющие читать мысли, не сумели засечь… И все лишь для того, чтобы фенке обошли его, как мальчишку? Чтобы Ганс-браконьер превратился в пускающего слюну идиота? Ганс, который в Александрии с одним ножом прошел через мириады крыс в канализации, испугался фенке?! Как?!